Глава из книги Михаила Германа «Неуловимый Париж» (издательство «Слово/Slovo», 2011). Начало главы — здесь.

Потом мы дошли до фонтана Медичи, журчащего чуть в стороне.

Фонтан — словно алтарь Люксембургского сада.

Здесь почти не бывает солнца, кроны деревьев сплелись над продолговатым бассейном, над которым в глубине — элегантный портик с тремя нишами⁷, загроможденными, правда, пышной скульптурной группой: Акид, циклоп Полифем и Галатея⁸ (1863). Возможно, именно перед этим сооружением я впервые понял, что именно во Франции и только в ней возможно это сочетание великолепия, пафоса и — как ни странно — настоящего искусства.

Нынче же художественные качества скульптуры уже не имеют значения. Важны время и память, тень деревьев, звон падающих в бассейн струй, грациозный портик, отражающийся в сумрачном зеркале бассейна, вазы, украшающие решетку, и это ощущение отдельности от всего парка и даже Парижа, и — вместе с тем — ясно и нежно, как на старом дагерротипе, различимые далеко за ветвями деревьев дом? площади Ростана, а дальше и выше — устремленный медлительно и важно к облакам купол Пантеона. Все это незабываемо и вечно.

В воде бассейна иногда поселяются красные рыбы, почти всегда на поверхности его, едва вздрагивая, лежат ржаво-золотые листья минувшей или наступающей осени; прохожие замедляют шаг, иные усаживаются на зеленые железные стулья и подолгу сидят, растворяясь в вековом молчании, и даже фотокамеры, чудится, стесняются щелкать здесь слишком часто. Сколько раз приходил я сюда, видел там и иней, и брызги ливня, подбрасывающие листья, и легкий, едва заметный ледок редких морозных дней, и эту сизую утреннюю парижскую дымку.

Стар Люко⁹, как ласково прозвали сад парижане. Века и память населили его аллеи. Люксембургский сад не завораживает ни царственностью, как Версаль, ни ясной поэтической логикой, как партеры Тюильри.

В сущности, Люко очень похож на Париж. Все в нем есть. И триумфальная перспектива, и романтические купы деревьев в английском стиле, и стриженые боскеты, и целые аллеи регулярного французского парка, и даже самый настоящий ботанический сад со множеством здесь редких деревьев и растений, снабженных подробными аннотациями и учеными рисунками, и кукольный театр «Гиньоль», и теннисные корты, кафе и киоски, ослики, на которых катают детей, и игрушечные кораблики с разноцветными парусами, которыми дети управляют с помощью длинных и легких шестов, и эти скульптуры. Кому только здесь нет памятников! Не только королевам, но и Антуану Ватто, и Мендес-Франсу, и Делакруа, и Флоберу, и Шопену, и монумент студентам — участникам Сопротивления работы Цадкина, и еще множество других — прекрасных и сомнительных.

Ограда Люксембургского сада (слева). Фонтан Медичи (справа)

Как и весь Париж, Люко эклектичен, бесконечно уязвим эстетически и совершенно не нуждается в апологии. Он полон живых и тонких воспоминаний, возвращает надежду и доверие к вечности.

Возможно, именно в этом неизъяснимое его обаяние.

И почти все, что поблизости от сада, сохраняет отпечаток элегической и поэтичной серьезности. И пустынная (единственное кафе, какая редкость в Париже!), суховато-изысканная площадь Сен-Сюльпис со стройным фонтаном, украшенным статуями знаменитых ораторов-епископов, фонтаном, за светлыми струями которого так хороша знаменитая церковь. И бульвар Сен-Жермен, не потерявший славу самого интеллектуального бульвара Парижа, старейшее кафе «Прокоп», ставшее изысканным рестораном, да и Латинский квартал — совсем рядом, веселый квартал, залитый пышным театральным светом по вечерам, приют туристов и фланеров, квартал-витрина, квартал-аттракцион для иностранцев, но сохранивший прелесть старины и подлинного Парижа благодаря узким улочкам «ruelles», древним домам и, разумеется, памяти…

Год за годом Люксембургский сад врастал в мое сердце, но с улыбкой и волнением вспоминаю это истерически счастливое утро. Теперь мне ведомы скрытые ритмы Люко, я живу в Париже рядом с ним, дышу его листвою, и птицы его все еще поют для меня.

Утром, когда из открывающихся брассри течет над тротуарами теплый запах кофе и круассанов, когда еще не проснувшиеся, но уже веселые и розовые лицеисты с рюкзачками толпятся на остановке автобуса 82 близ главных парковых ворот, когда мостовые отмыты прилежными уборщиками в ярко-зеленых комбинезонах с помощью хитроумных тоже ярко-зеленых машин с надписью «Propret? de Paris», когда с легким грохотом, возвещая начало дня, подымаются железные шторы магазинов на бульваре Сен-Мишель, на панель выставляют вешалки с кожаными сумками, платьями, мотороллеры и мотоциклы, а на уличных лотках раскладываются все те же книги, которые на моей памяти никто не покупал, но постоянно все перелистывали, когда в будке на углу бульвара и улицы Гей-Люссак неизменный повар принимается печь французские блинчики «cr?pes», дыханием Люксембургского сада уже наполнен воздух Латинского квартала.

В летний зной, когда густая зелень чуть жухнет от жары, напоминая о конце лета темно-бронзовыми сохнущими листьями, иные из которых устало падают на каменистый, чуть розоватый песок аллей; в декабрьском сумраке, когда между деревьями и кустами клубится стылый, сиренево-жемчужный, как на картинах Марке, туман, а дворец напоминает старый фотоснимок Надара или Атже, а отчасти и гравюру Калло; в феврале, когда небо светло голубеет сквозь прозрачные кроны не осыпавшихся, но просто ссохшихся и скрученных от холодов листьев, а садовники высаживают на клумбах с великим тщанием сотни огромных тюльпанов, гиацинтов, азалий цвета солнца и моря; даже под осенним дождем, заставляющим тускло и изысканно золотиться осенние деревья и придающим особый сиреневатый оттенок кровлям дворца, — в любое время года и дня Люко открыт вам навстречу. И можно вести с ним бесконечные разговоры, вспоминать, кто ходил по его аллеям…

Но все это пришло много лет спустя. Тогда же я знал совсем мало, о будущем старался не думать, только мечтал. У дядюшки же была своя программа, и к Парижу приходилось прорываться.

Продолжение — здесь!
______________

7. Первоначально это был Люксембургский грот с небольшим фонтаном, сделанный, вероятно, флорентийским инженером Томазо Франчине по рисунку де Бросса. В связи с прокладкой улицы Медичи фонтан был передвинут и реконструирован.

9. Любопытно, что сад разбит на территории предместья римской Лютеции, называвшегося Lucotitius. Скорее всего, это совпадение случайно.

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>